В нашей семье, как впрочем и во многих других лунинецких семьях, эту деревню называли не Ситницкий Двор, а Ситницкий Дворик, словно подчеркивая душевную сопричастность к ужасной трагедии, которая произошла здесь во время Великой Отечественной войны.
Подростками мы знали, что в ноябре 1942 года фашисты сожгли деревню, а всех ее жителей, включая детей, расстреляли, многих еще заживо похоронив в одной огромной братской могиле на краю села.
Ужасающие подробности трагедии описал в своей книге «Там, за Днепро-Бугом» Василий Литвинчук, работавший в свое время редактором местной районки. Добытые им исторические сведения приведены в книге «Память. Лунинецкий район».
«Фашисты бросили 13 ноября 1942 года на Ситницкий Двор до 500 головорезов. Они подъехали на автомобилях и бронетранспортерах, быстро окружили поселок и никому не давали возможности выйти…». Уже тогда автор рассказал о предателях – обрусевшем немце Августе и старосте Борсом, которые помогали немцам собирать ничего не подозревающих мирных жителей якобы на сход. Правда, местные активисты Александр Боричевский, Игнат Шусцел (по уточненным данным Шуствал – прим. автора) и Максим Кращук призывали не верить немцам и прятаться в лесу. Послушались немногие, ведь люди просто не могли поверить в то, что ни в чем неповинных людей ждет страшная расправа.
Читать строки из книги «Там, за Днепро-Бугом» без внутреннего содрогания невозможно. Вот только несколько приведенных в ней фактов.
«Александр Баранцевич был связным партизан, ремонтировал им оружие. Немцы ворвались в двор Баранцевича. Он успел схватить отремонтированную винтовку-десятизарядку и бросился в сторону леса. Вместе с ним побежал и партизан-разведчик, который находился у Баранцевича. Каратели увидели их, открыли огонь. Скошенный фашистскими пулями Александр тяжело опустился на землю. Баранцевич крикнул своему другу-разведчику: «Я тяжело ранен, а ты беги, я прикрою. Прощай!». И с яростью начал стрелять по немцам с десятизарядки. Помочь ему уже никто не мог. Его, полуживого, окружили фашисты. Набросились на него, изранили всё тело, выкололи глаза. В таком виде и оставили его на поле боя недалеко от родного дома. Каратели зверски расправились с его семьей, расстреляли жену, маленьких дочерей и старого отца».
В тот же день расправились фашисты и с семьей Игната Шуствала, убив не только его, но и жену с шестилетним сыном и трехлетней дочерью. Жителей Ситницкого Двора согнали к огромной заранее выкопанной яме и окружили плотным кольцом автоматчиков. В своей книге автор рассказал не только об изуверской жестокости фашистов, но и о страшном цинизме по отношению к маленьким жителям деревни. «Садисты устроили шутку над 7-летним внуком Боричевского. Его бросили в яму после того, как туда упали от пуль жена Боричевского, три сына и невестка.
Мальчуган топтался по мертвым телам, кричал диким голосом, суетился, искал место, чтобы выбраться из глубокой траншеи… Женщина, которая стояла впереди, не смогла вынести этой ужасной сцены и бросилась на гитлеровцев с предсмертным криком:
– Что вы делаете, изверги? Убейте мальчика и меня, но не издевайтесь над ребенком! Своло…
Фашист выхватил из кобуры пистолет и послал пулю прямо в лоб женщины…».
Понимая всю безысходность положения, некоторые жители деревни попытались вырваться из западни. Но немцы начали стрелять по убегающим и тем, кто остался стоять у ямы. «Стоны раненых, проклятья в адрес гитлеровских палачей, ужасные крики убиваемых людей – всё это превратилось в общий нечеловеческий крик и гул».
В тот день в Ситницком Дворе были расстреляны, ранеными брошены в могилу и заживо сожжены 482 мирных жителя.
Это не должно повториться!
82 года – огромный срок для одной отдельно взятой человеческой жизни. Да и для истории в целом. Уже не чаяла найти живых свидетелей тех давних ужасающих событий. Но они есть!
Антонине Анисимовой 94 года, а на момент трагедии едва исполнилось 12 лет. Цепкая детская память сохранила многое, что и сегодня вызывает не только слезы, но и справедливую ярость. Вот ее рассказ:
– Родители мои Филипп Адамович и Ульяна Нестеровна Шуствал 1890 года рождения родом с Волынщины. Перебрались сюда большой семьей, купив хутор в урочище Парня на краю Ситницкого Двора. Дом наш стоял аккурат в том месте, где теперь партизанский памятник. Вся деревня словно делилась на две части. В первой жили католики, а во второй, ближе к урочищу, – православные. Дома наши отличались – их побогаче были, некоторые даже с покрашенными белой краской обналичниками, что тогда было дивом. Но жили мы мирно и дружно.
Дома на хуторах стояли на отдалении друг от друга, что однажды чуть не стоило мне, новорожденной, жизни. Мама рассказывала, что крестить меня собирались на Пасху – великий праздник, к которому тщательно готовились. Батька пошел на всенощную, а мама с детьми – двое постарше и двое малышей – осталась дома. В ту же ночь от перенакаленной печи загорелась стена хаты. Соседи увидели дымок, но сначала не придали значения. А когда прибежали, то и спасать нечего было. Еще до этого мама вывела детей да схватила подвешенную к потолку люльку со мной. Когда уже подросла, жали с мамой жито, увидела пепелище, тогда и узнала от нее всю историю. Так что гореть мне было суждено не раз, но Бог уберег меня.
К началу войны был у нас уже новый дом. Прямо за двором начинался лес. Еще и по этой причине немцы к нам особо не совались. А тут слух пошел, что объявились партизаны. Слух слухом, но я хорошо помню, как поздно вечером мама оставляла во дворе большой чугун с вареной картошкой и молоко. Мы догадывались, для кого, но вслух об этом не говорили. Думаю, что таким образом подкармливали партизан и другие жители урочища Парня.
Видимо, прознали об этом и немцы. По деревне пошел слух, что урочище Парня палить будут. Многие наши хуторяне ушли в лес. Тем и спаслись. Помню, как во время очередного приезда немцев родители отправили нас с дядьком Максимом в лес, а сами задержались. А тут – немцы. За двором у нас копанка большая была, а на берегу – густые заросли крапивы. Вот в этой крапиве родители и пролежали весь день, а немцы тем временем в кустарнике да в ближнем лесу их искали.
С дядьком Максимом вся семья его в лесу пряталась. И только прикованная к постели больная жена оставалась в хате. Во время очередного набега фашисты выволокли ее из дома, посадили на крышку колодца и расстреляли. Она в колодец упала…
Когда немцы уехали, ранним утром, еще темно было, похоронили родные эту женщину. И надо было после этого всем уходить да прятаться, но никто ж не хотел верить, что фашисты всё село уничтожат. Как раз после похорон тетка, которая жила с родителями – моими дедом да бабкой – попросила у матери отпустить меня к ним в Черебасово на пару дней. Как оказалось, это спасло мне жизнь.
Помню ту страшную ночь, когда по шляху сплошной вереницей шли немецкие машины. Не спали дети, не спали взрослые – все гадали, куда они едут. Кто-то говорит: на Баранову гору, на партизан пошли.
А через какое-то время услышали выстрелы. Много выстрелов… Это потом уже узнали, что всех жителей Ситницкого Двора собрали и согнали в школу. Сидели они там целый день. А потом всех повели к яме… Стреляли и били, сбрасывали в яму и живых и мертвых. Кровь рекой лилась до самого шляха… Только двоим хлопцам удалось вырваться как-то и убежать – соседу Грише Климовичу и еще одному из наших хуторских, его имени не знаю. Спаслись и те, кто перед этим спрятался в лесу. А так уничтожили всех…
После расправы кое-кто из спрятавшихся двораков (так звали между собой сельчане жителей Ситницкого Двора – прим. автора) под покровом ночи пробрался в деревню, все надеялись, что хоть кто-то остался или вернулся кто. Но никого не было. Мертвым был Ситницкий Двор.
На другой день немцы снова вернулись и начали палить хаты. Сгорели все. Целыми остались только несколько домов предателей, которые знали о готовящейся расправе. В той яме вместе с другими сельчанами – семь душ из нашей большой семьи Шуствалов.
Горькой была моя сиротская доля после войны. Жила у сестры Елены, которая уцелела, потому что к тому времени была замужем в Синкевичах; у тетки, у двоюродного брата… Потом вышла замуж за Сергея Анисимова, семья которого эвакуировалась в наши места из России. Добрым мужем был мой Сергей Петрович, четверо деток вырастили. Теперь осталась одна. В прошлом году еще в Ситницком Дворе жила, а теперь дочки по очереди забирают. Скучаю по своей деревне. Недавно ездили домик наш поглядеть. Стоит, что ему сделается…
Возрожденная из пепла
Ситницкий Двор – одна из немногих белорусских деревень, которая хоть и обозначена на кладбище деревень в Хатыни, после войны смогла возродиться, начав новую жизнь. Здесь снова отстроили дома, зазвенели детские голоса, открыла двери школа. А еще были ФАП и сельский клуб. Двораки настойчиво возвращались на малую родину, упрямо продлевая жизнь сожженной, но несломленной деревушке, затерявшейся в глуши полесских лесов.
Сегодня здесь 38 дворов и 67 постоянных жителей, из которых 39 – трудоспособного возраста. За двумя учениками приезжает школьный автобус, доставляя их к месту учебы. Из объектов инфраструктуры остался лишь магазин Лунинецкого райпо, где каждый день, как по расписанию, собираются местные жители – чтобы обсудить новости и убедиться, что жизнь продолжается. Все вместе с удовлетворением наблюдают, как на едва ли не единственной улице Ситницкого Двора растет новый современный дом. Говорят, именно сюда на старости лет решила вернуться из дальнего зарубежья одна из уроженок деревни. Поддерживает жизнь в деревне, предоставляя работу некоторым сельчанам, новенькая молочнотоварная ферма.
О прошлом напоминают обелиски на месте бывшей стоянки партизанского отряда бригады имени Кирова Пинского соединения. Если точнее, то сама стоянка находится километров пять вглубь леса. Пройти туда не во всякую пору получится, потому и обозначили ее вблизи братской могилы погибших во время войны партизан.
Невдалеке начаты работы по реконструкции партизанской деревни. Уже явственно видны очертания землянок и переходов, их соединяющих. Председатель Синкевичского сельисполкома Ольга Клевжиц рассказала, что со временем здесь планируется обустроить музей, посвященный партизанскому движению на Полесье и воссоздающий трагический дух военного времени.
Не зарастает тропа к месту скорби – огромной могиле, в которой покоятся останки зверски уничтоженных жителей Ситницкого Двора. В 2019 году за средства бюджета и пожертвования земляков памятник на захоронении был реконструирован.
Сегодня он являет собой величественный крест. Рядом с ним – гранитный камень, на котором на польском языке выбиты фамилии погибших мирных жителей католического вероисповедания. По периметру огромной могилы – плиты с перечислением семей. И вновь бередит душу горестно-жуткое: «Клімовіч Фёдар Емельянавіч, яго жонка Ірына Нічыпараўна і іх шасцёра дзяцей…». И таких надписей не одна, не две – множество.
Но, как и раньше, всех безвинных жертв нацистов объединяет всеобщая скорбь живущих, потому как и впрямь время преходяще, а память вечна.
История без сослагательного наклонения
В апреле 2021 года Генеральная прокуратура Республики Беларусь возбудила уголовное дело по факту геноцида населения Беларуси в годы Великой Отечественной войны и в послевоенный период.
Следственные действия в этом направлении активно проводятся на территории Лунинетчины. Как рассказал прокурор района Юрий Прокопчук, за это время опрошено более 200 свидетелей. Получены сведения о семи ранее не обозначенных захоронениях жертв фашизма. Самое крупное из них – в урочище Мочуло, где гитлеровцами уничтожено 834 мирных жителя, из которых 117 – дети и подростки в возрасте от 5 до 16 лет. Причем самое крупное из найденных в последние годы не только на Лунинетчине, а во всей Брестской области. После проведенных здесь в сентябре 2021 года бойцами специализированного поискового подразделения 52-го отдельного специального поискового батальона раскопок и уточнения всех данных на месте трагедии установлен памятный знак.
Подтвердились сведения о расстрелянных мирных жителях в деревне Бостынь. Их останки перезахоронены на местном кладбище. Продолжаются поисковые мероприятия по установлению еще одного захоронения жертв фашизма вблизи этой же деревни. К сожалению, находится оно, как и некоторые другие пока неустановленные могилы, глубоко в лесу. Из-за изменившегося за прошедшее время ландшафта определить точные места пока проблематично. Но без внимания не остается ни одно из добытых в ходе опроса старожилов свидетельств.
Более того, работники прокуратуры скрупулезно изучают архивные документы. Именно они позволили установить имя и фамилию одного из жителей Лунинца, который принимал активное участие в уничтожении деревни Мелесница – эдакого местного Катрюка.
– В настоящее время мы собираем доказательства о причастности его к геноциду белорусского народа, – рассказал Юрий Прокопчук. –Мы уверены, что недалек тот час, когда будут все основания для вынесения в отношении предателя обвинительного приговора.
Татьяна ВОЙТЕХОВСКАЯ
Фото автора
Оставить комментарий