Появившийся еще в XVI веке термин «полонизация», подразумевающий заимствование или насаждение польской культуры и, прежде всего, языка, в землях с непольским населением, контролируемых Польшей или подверженных ее влиянию, отражает самую суть политики, проводимой в Западной Белоруссии в 1920 – 1930-е годы.
Закрыть – и не дать открыться
Польское правительство на сей счет имело четкую продуманную долгосрочную стратегию, которой неуклонно придерживалось, не сворачивая с выбранного курса, на протяжении практически двух десятилетий. Земли «кресов всходних» должны были пройти насильственно-принудительную процедуру выкорчевывания исконных корней, а местное население – окончательно утратить связь с собственным историческим прошлым, лишиться национального самосознания и самобытности, веры и устоев, потерять наследуемый из поколения в поколение код ментальной идентификации.
Конкретно и недвусмысленно по этому поводу высказался белостокский воевода Генрих Осташевский: «Выражая кратко наше отношение к белорусам, можно сказать так, что мы желаем одного, и настойчиво требуем, чтобы это национальное меньшинство думало по-польски – ничего взамен не давать и ничего не делать в ином направлении. Рано или поздно белорусское население подлежит колонизации. Они представляют собой пассивную массу, без широкого народного сознания, без собственных государственных традиций. Мы должны одолеть древнюю белорусскую культуру. Необходимо этому населению что-нибудь дать и чем-нибудь его заинтересовать. А теперь надо пожелать, чтобы оно мыслило по-польски и училось бы по-польски в духе польской государственности».
В числе прочих поднятая тема обсуждалась на проходившей 23 – 24 апреля 1998 года в Бресте международной научно-практической конференции «Человек. Этнос. Территория. Проблемы развития западного региона Беларуси», участником которого был и автор этих строк. По-новому изучая материалы, собранные в опубликованном отдельном сборнике, на основании архивных данных еще раз подтверждается давно не секретный факт: «за польских часув» в «кресах всходних» не только закрывали работающие белорусские школы, но и всячески препятствовали открытию новых. Приведем в качестве примера лишь некоторые цифры:
«В межвоенный период польские власти проводили в Западной Беларуси политику искоренения белорусской культуры. Особенно это наблюдается на состоянии белорусского образования. Из 514 белорусских начальных школ, которые действовали в 1919/1920 учебном году, к 1922/1923-му осталось только 32. А накануне сентября 1939 года белорусские школы, за исключением единиц, там уже не существовали. Кроме того, закрывались белорусские издательства, библиотеки, клубы, оскорблялись и арестовывались деятели западнобелорусской культуры».
«Борьба за белорусскую школу всегда встречала сопротивление центральных властей Польши и местных администраций. Так, например, в 1924 году белорусская общественность собрала заявление на открытие 95 начальных школ (в Виленском воеводстве – 24, Новогрудском – 52, Полесском – 12, Белостокском – 7), которые должны были охватить 6614 детей. Однако, согласно официальным данным, по состоянию на 1 декабря 1924 года действовали только 22 белорусских и 12 польских начальных школ с предметом «белорусский язык». Согласно с Положением от 31 июля 1924 года власти должны были открыть 337 школ. Реальная ситуация выглядела иначе: из 22 белорусских школ, существовавших в 1924 году, осталась только одна, вместо открытия новых белорусских школ в 57 польских школах был введен предмет «белорусский язык», 29 перепрофилировали в польско-белорусские».
Когда белорусское нежелательное
Попытки в той или иной мере, тем или иным образом реализовать право западных белорусов обучаться на родном языке предпринимались различными общественными объединениями культурно-просветительского характера. В их числе оказался и созданный в 1926 году в Вильно Белорусский институт хозяйства и культуры. Примечательно, что польские власти не спешили идти навстречу его обращениям и явно не считали лояльным, хотя Институт и не поддерживал политический курс КПЗБ, не являлся его сторонником и союзником: Варшава воспринимала как одинаково чуждых и коммунистов, и их оппонентов. Соответственно, любые благие инициативы, касающиеся всего белорусского, откуда бы и от кого бы они ни поступали, неизбежно рубились на корню.
Так, понимая, что местная администрация не пойдет навстречу в вопросе открытия белорусских государственных учреждений образования, представители упомянутого Института обратились к крестьянам с призывом создавать белорусские частные школы. Повод для этого имелся более чем весомый: в тех же Виленском и Новогрудском воеводствах белорусские школы составляли всего три процента от общего количества польских начальных школ. Поэтому в 1926 году Институт адресовал кураторству Виленской учебной округи заявления на открытие семи белорусских частных школ, однако поступило разрешение открыть только четыре. Год спустя Институт получил концессии на шесть таких школ, из которых была открыта одна.
Дело организации и функционирования этих школ требовало значительных финансовых средств. Для их сбора Институт планировал осуществить летом 1927 года перечень общественных мероприятий на добровольной основе под общим названием «Школьная неделя»: пожертвования от их проведения должны были направляться на поддержку действующих, а также на открытие новых белорусских частных школ. Однако польские власти запретили проводить «Школьную неделю».
В попытках изменить негативную ситуацию в лучшую сторону инициаторам-общественникам пришлось столкнуться с нерешенным, а, главное, не решаемым кадровым вопросом. Как свидетельствуют архивные данные, в первой половине 1920-х многие белорусские учителя не получили польского гражданства.
Несмотря на то, что они являлись местными жителями, школьные инспекторы отказывали им в трудоустройстве. Кроме того, белорусские учителя увольнялись с работы из-за участия в избирательной кампании 1922 года – в первую очередь, те из них, кто агитировал за список Блока национальных меньшинств.
Чтобы хоть каким-то образом снизить остроту проблемы нехватки педагогических кадров, в 1926/1927 годах Институт предпринимал попытки добиться открытия в Вильно учительской семинарии и учительских курсов. Дипломы названных учреждений образования должны были бы предоставлять право их выпускникам работать в государственных и частных начальных школах, но соответствующие разрешения польскими властями так и не были выданы. Правда, в 1930/1931 учебном году в Вильно открылась государственная учительская семинария, вместе с тем белорусской она являлась только на бумаге.
Еще один заслуживающий особого внимания факт: Белорусский институт хозяйства и культуры также выступил с предложением открыть при Виленском университете белорусский гуманистический факультет, создать систему белорусского государственного начального образования, предоставить государственные субсидии действующим белорусским учебным заведениям, трудоустроить в белорусские школы безработных наставников, оказать государственную поддержку в деле издания белорусских учебников. Но до исторического сентября 1939 года всему вышеперечисленному так и не суждено было осуществиться. Нельзя не добавить, что к тому моменту названный Институт польские власти уже запретили и ликвидировали – точно также, как и Товарищество белорусской школы (ТБШ). Основная цель данной культурно-просветительской организации провозглашалась в ее уставе: «расширять и помогать просвещению в белорусском национальном, человеческом и христианском духе». Хотя ТБШ формально не касалось политики, но на деле активно выступало против полонизации и социального гнета: в рамках своей деятельности оно, в частности, нелегально отправляло молодых людей на учебу за границу, в том числе в БССР.
Наш культурный ответ
В тогдашней второй Речи Посполитой, где значительную часть составляло непольское население, достаточно острым оставался национальный вопрос. Нередко для обоснования своих колонизационных и ассимиляционных устремлений польские власти задействовали официальные научные учреждения.
Остаться собой западным белорусом помогло в том числе и то, что ее интеллигенция, несмотря на неблагоприятные национально-культурные обстоятельства, стремилась противостоять полонизации родного края. Благодаря самоотверженности педагогов, ученых, общественных и политических деятелей преимущественно в Вильно создавались центры белорусской науки и культуры. Наиболее яркий след оставило после себя Белорусское научное товарищество, ориентированное на развитие интереса к научным исследованиям и расширению знаний, чья просветительская, исследовательская и популяризаторская деятельность развернулась в отдельных секциях – литературно-художественной, языковедческой, исторической и музейной: на своих заседаниях представители товарищества выступали с докладами и сообщениями, соответственно, по истории, этнографии, литературе, языку и фольклору Беларуси. Также при Виленском университете сформировался и действовал научный кружок студентов-белорусов, которые на системной основе проводили этнографические экспедиции, собирали фольклор в западно-белорусском регионе.
Сегодня ученые и краеведы сходятся во мнении: в условиях усиления полонизации особым значением наделялась тема сохранения и популяризации историко-культурного наследия белорусского народа. Духовное противостояние показало свою крепость тем, что осуществлялось сообща – научными и общественными учреждениями, культурно-просветительскими организациями, белорусскими начальными школами и периодическими изданиями.
Евгений ЛИТВИНОВИЧ
Фото с сайта oldgrodno.by
Оставить комментарий